Ивану Лысцову
I
Белый день трусил
Ледяной трухой,
Со святой Руси
уходил покой.
Словно тать в ночи,
как бурьян-трава,
из полей, лощин
лезла татарва.
Хан Батыга - зол,
Хан Батыга - яр,
где пройдет - разор,
где взглянет - пожар.
В лисьей шапке, мал,
да в руке кинжал
Ликом мерзким гол,
Русь подмял монгол.
У князей - казна,
У народа - ночь
да скиты в лесах,
где терпеть и мочь.
На Дону-реке,
затерялся плес,
в камышах, куге
скит сиротский рос.
От баскаков злых,
От князей дурных,
Люд бежал на Дон,
Изо всех сторон.
Ой, ты, Дон, ты, Дон,
Дон наш батюшка!
По тебе, свет-Дон,
ходят ратьюшки.
Князь на князя идет,
Гибнет сер-народ.
А коль хан пойдет -
Дымом Русь идет,
Сколько их, бояр,
пьют, едят с татар,
и кабальный люд
по улусам шлют?
Ой, ты, Дон, ты, Дон,
Ты могуч, силен,
встань из берегов,
сокруши врагов!
II
Скит притих в ночи,
Скит по лавкам лег,
только свет лучин
по оконцам тек.
Только на валу
Не заснул дозор.
Растекалась лунь
с придонских озер.
Где-то пела выпь
На донскую глыбь,
и качалась кручь
черных-черных туч.
Но беда-беда,
от годов седа,
обойдет и тишь,
прошмыгнет, как мышь.
Пролетит совой,
в туче грозовой.
III
Хан Минглет-Гирей,
от шербета сов,
утирал елей
с нитяных усов,
Оспой лик изрыт,
тучен грозный хан,
На кошме сидит,
отпихнув кальян.
Жен постылых - прочь,
и наложниц - прочь,
Над шатрами - ночь
И на сердце - ночь.
Голуба река,
а в ночи черна,
вдоль реки - луга,
вдоль лугов - волна.
По волне - челнок,
В челноке урус.
...С полчаса у ног
извивался трус.
- Есть в Дону лиман,
над лиманом - скит,
пусть великий хан -
коль брешу - казнит!
Во скиту том дев,
что вдоль Дона троп, -
руки в ночь воздев,
причитал холоп. -
О, великий хан,
не вели казнить,
спровожу в лиман,
коль оставишь жить.
Голуба река,
а в ночи черна,
вдоль реки - луга,
вдоль лугов - волна.
Сто степных коней,
травы мнут в ночи,
Хан Минглет-Гирей
Словно зверь рычит.
IV
Не успел дозор
и разинуть рта,
как влетел разор
через ворота.
И пошел грабеж,
И пошла резня,
где за каждый грош
у татар грызня.
Хан Минглет-Гирей
во главе зверей,
Как нечистый дух
меж пожарищ двух.
В бороде оскал,
а в глазах - тоска,
с рук стекает кровь,
жутко пляшет бровь.
V
Не омывших лиц
поднял шум девиц,
осветил пожар
рысью жуть татар.
И кто наг, кто бос -
не до платьюшка -
мчались в царство рос
к Дону-батюшке.
- Дон, ты, Дон, ты - наш,
не оставь в беде,
Сотвори шалаш
на своей гряде.
Дон, ты, Дон, ты мил,
Лихо-лихо нам,
сто татар-громил
мчатся по пятам.
Дон ты, Дон ты наш,
встань из берегов,
не оставь, уважь,
сокруши врагов!
А татары - вот,
а татары - тут,
переходят вброд,
в камышах снуют.
VI
Но случилось вдруг,
рассвело вокруг,
и лихая ночь
отступила прочь.
И заря, горя,
бьет в осокаря.
Хан Минглет-Гирей
горячит коней:
- Вон песка коса,
там девиц краса.
А кругом вода,
от ветров седа.
Двадцать дев нагих,
Сердцу дорогих,
увезу я в Крым
по степям седым!
Но раздался гром
от Ельца до Кром,
и, нарушив сон,
расступился Дон.
Две стены подняв
и девиц приняв,
встал могуч и яр
супротив татар.
А с донской волны,
поднимались в синь,
как заря, юны,
как цветы Руси,
стаи чудо-птиц,
что снегов белей,
десять пар сестриц -
белых лебедей.
VII
Год за годом шел,
И давно уже
не скакал монгол,
по степной меже.
Сгинул грозный хан
на Руси святой.
Обмелел лиман
и зарос травой.
А на месте том,
на холме крутом
белым рядом хат
вырос шумный град,
что преданью в дань
назван Лебедянь!

По весне над Лебедянью
слышны крики лебедей,
знать, старинное
                    преданье
тоже помнит про людей!