Я пытал Матыру-речку по весне:
- Матерь-речка, расскажи, поведай мне,
Ты скажи, село давно ли у реки
Таволжанкою у брода нарекли?
И поведала мне старая река,
Речь ее плыла в луга из тальника:
- Поначалу встарь селился человек
На привольных берегах великих рек,
Шел рыбарь к Двине, в Приволжье да в
                                                   Придонь
Невода кидать с ловецких рыбных тонь.
И хотя мой взгляд был чист и синеок,
Да незрим из-за высоких-то осок,
Человек меня совсем не примечал,
Не спешил себе наладить тут причал.
А при мне-то было всякого добра:
Я могла б дарить и дичь, и осетра...
А когда по Волге вольница пошла,
То волжанка казака себе нашла.
Казаченько был израненный в бою,
Схоронить просил в своем донском краю.
Повезла его волжанка ко двору,
Да прокаркал черный ворон не к добру.
Молодица правой горестной рукой
Помолилась. И — милого на покой.
А с конем, что был еще силен и лих,
Лес пошла валить, да так — аж за двоих!
Из-под волжских темнокожих крепких рук
На лядине* вырос первый смольный сруб...