Нас сегодня трое. Вечер черный
Подошел, ступая глубоко,
Рассвистелся ветер непокорный
За простором выцветших окон.

Пусть свистит! Пылает печка жаром...
Кроль хрустит над свежим бураком...
На столе густые щи с наваром
И парное в кринке молоко.

Чуть дымится миска голубая,
Дышит каша в стенках чугунка...
Ермолай, смущенно улыбаясь,
Вытирает водочный стакан.

Он встает. Садится на скамейку...
Вновь встает и смотрит на меня:
«Ну, бери скорей стакан да пей-ка,
Погляжу, какой ты есть горняк!

Вспомни весну у Крутого Лога,
Целину оттаявшей земли,
Где от сгнившего в бурьяне стога
Мы свой первый трактор провели.

У стоянки дым костровый, шаткий,
На обед — картошка, лук и суп...
Отдыхали в полдень у палатки,
Расстелив засаленный тулуп.

И, спугнув усталую дремоту
У костра, погасшего в золе,
Дорожа минутой, шли к болоту
Пострелять пугливых дупелей...

От села, к разливу свежих пашен,
С узелком махорки и пшена,
Приходила Пронина Дуняша,
В настоящем — личная жена...»

У Дуняши — кофта лучших красок,
У Дуняши — чуть косится глаз:
«Вы, Сергей, берите больше мяса
И порасскажите про Донбасс.

Вам к лицу махровый галстук красный
И с браслеткой светлые часы...
Вы, Сергей, по-моему, напрасно
Отпустили щеточкой усы...»

...Мы выходим в поле за калитку,
В тишину распаханной земли.
В облаках незримой рваной ниткой
Пролетают к югу журавли.

Ночь спокойным, медленным полетом
Над селом уверенно плывет.
Ермолай — фуражка на отлете -
На прощанье руку подает.

И, сжимая радостно, до боли,
Говорит он, дружбой дорожа:
"Мы тогдас тобой вспахали поле,
А сейчас вывозим урожай.

И о нас, пахавших в зной и стужу,
Под дождями начинавших сев,
Наши девушки споют не хуже,
Чем поют о милых, о весне,

О стране, в которой очень много
Настоящих, искренних друзей...»
Я иду затихшею дорогой
В тишине волнующих полей.

Пушкари, 1936